Галинкина любовь [Я буду держать тебя за руку] - Юлия Владимировна Монакова

Риф подошёл к хозяину, удивлённо потрогал его лапой – что, мол, с тобой происходит? – а затем деликатно положил свою умную узкую морду Александру на колени. Тот рассеянно потрепал пса по лохматой, как у льва, башке. Боль потихоньку отступала.

– Ну вот и всё, – улыбнулся он перепуганной домработнице слегка занемевшими губами. – Будем жить!

Риф недоверчиво смотрел на него янтарными миндалевидными глазами, наклоняя голову то влево, то вправо.

– Ты бы, Санечка, съездил к врачу при случае, – робко посоветовала тётя Глаша. – Кардиограмму бы сделал… Мало ли, что там. Подстраховаться не помешает.

– Отставить панику, – он притворно нахмурился. – Говорю тебе, со мной уже всё хо-ро-шо. Я абсолютно здоров.

Домработница, громко и демонстративно ворча, удалилась обратно на кухню.

– Тось, забудь ты про этот спор… Мне теперь самому смешно вспомнить, – Никита состряпал умоляющую гримасу, которая, как свидетельствовал весь его донжуанский опыт, должна была растопить даже самое каменное женское сердце. Вика поморщилась – партнёр слегка переигрывал – и изобразила в ответ праведную ярость:

– Смешно?!

– Ну… – он замешкался. – Противно!

– Противно?..

– Ну, совестно, – Никита махнул рукой. – Не придирайся ты к словам! Лучше испытай меня, если не веришь.

– Ты что – трактор, чтобы тебя испытывать? Никогда я тебя не прощу, спорщик ты… Бабник! – перевоплотившись в детдомовскую девочку Тосю, Вика старательно-торопливой скороговоркой выпаливала ему в лицо свои застарелые обиды. – Ненавижу тебя, не-на-ви-жу!!!

– Так, стоп, ребята! – Михальченко раздражённо хлопнул в ладоши, прерывая репетицию, и поморщился. – Не то, не так…

Вика с Никитой быстро и недоумённо переглянулись, не понимая, чего ещё хочет от них Мастер.

Уже несколько недель они репетировали пьесу «Девчата», написанную по одноимённой повести Бориса Бедного, а решения спектакля до сих пор не находилось. Михальченко был постоянно недоволен, хотя и сам, похоже, не знал толком, чего он ждёт от своих дипломников. Вот и сегодня – время давно перевалило за полночь, а они ещё ничего не сделали.

– Не надо мне показывать Румянцеву и Рыбникова! – злился Михальченко. – Да, они превосходные артисты, талантливые и самобытные, но создайте же собственных персонажей, не надо пользоваться чужими готовыми наработками!

– Но, Алексей Яковлевич… – нерешительно протянул Никита, ища взглядом поддержки у Вики. – Ведь люди, так или иначе, будут спектакль с фильмом сравнивать. Аналогий не избежать…

– А ты избегай, избегай, мой друг! – Михальченко всплеснул руками. – Неужели же у тебя взгляд настолько замылился, что ничего своего придумать не можешь? Я не спорю, что фильм получился отличным, добрым, всенародно любимым… Но вы ведь читали книгу?

– Читали, – кивнула Вика.

– И какие выводы для себя сделали?

– Ну… книга полнее раскрывает характеры всех персонажей.

– Так-так-так, с этого места поконкретнее! Что ты можешь сказать о Тосе? – требовательно вопросил Михальченко. Вика пожала плечами и начала неуверенно перечислять:

– Тося – не такая уж правильная и наивная, у неё куча недостатков. Она беспардонная, амбициозная, с хитрецой и огромным пробелом в образовании… Как говорит про неё мама Вера: «Сейчас в тебе всё перемешано – и хорошее, и плохое. Натощак даже не разобрать, чего больше».

– Вот именно! – подтвердил Михальченко. – А что ты мне скажешь об Анфисе? – он ткнул пальцем в Лизу Старовойтову, самую красивую девушку на курсе, которой и досталась эта роль.

– Анфиска – не подлая и не стерва, – бойко зачастила студентка. – Да, она избалована своей красотой, но и страдает от неё тоже. По идее, это очень несчастный и толком никем не понятый персонаж. Из-за ошибок прошлого ей даже приходится бросить любимого человека, который хочет на ней жениться.

– А что о своей героине нам расскажет Варечка? – Мастер кивнул в сторону очередной юной актрисы. Та захлопала глазами, застигнутая врасплох, и нерешительно пролепетала.

– Надя, она… ну, некрасивая, неуверенная в себе…

– Совсем как ты сама! – тихо, как бы про себя, но довольно ехидно вставил Никита, за что тут же получил подзатыльник от Вики.

– Можно мне сказать? – «Анфиса» подняла руку. – Мне кажется, Надя тоже не так однозначна. Она обнаруживает в себе стальной стержень, демонстрирует сильный характер… Ведь в финале она всё-таки уходит от старого и нелюбимого Ксан Ксаныча.

– Вот видите! – удовлетворённо обведя взглядом группу своих подопечных, подытожил Михальченко. – Каждый герой – это личность. Индивидуальный характер! Так какого же лешего вы все прицепились к киношным образам? У вас что, нет собственных эмоций и интонаций для роли?! Вы не соотносите с персонажами лично себя, играете по чужим лекалам, и от этого ни герои вам ближе не стали, ни вы им.

Все понуро молчали, а Мастер, войдя по вкус, продолжал их безжалостно распекать:

– У нас с вами получается очень правильный учебный спектакль, – он выделил презрительной интонацией слово «правильный». – Всё сделано в соответствии с заветами наших великих мастеров. Вы не наигрываете, не рвёте глотку, создаёте вроде бы выпуклые образы… Но ни один из вас не выбивается из общего ансамбля. Всё верно, понимаете, а жизни-то нет! Как-то без огонька.

– Ну… это же всего лишь дипломный спектакль, – робко посмел возразить кто-то из толпы. Михальченко переменился в лице.

– Всего лишь?! Так вы считаете, что постановку выпускного курса нельзя судить по законам полноценного спектакля? Это, по-вашему, «недоспектакль», требующий снисходительного отношения? – он с горечью покачал головой. – Цель показа – предъявить ваши таланты на суд режиссёров и театров. А я-то думал, что вы у меня готовые артисты! Оказывается, заблуждался…

Он расстроенно махнул рукой и замолчал. Студенты почувствовали неловкость.

Когда Алексей Яковлевич решил ставить «Девчат», все очень удивились. Во ВГИКе традиционно напирали на старую добрую классику, особенно на Чехова. «Три сестры» одного выпуска удручающе наслаивались в памяти на других, выведенных на театральные подмостки парой лет ранее. Одни и те же интонации, одни и те же заезженные приёмчики… Ну, ладно, если не русская классика, то хотя бы советская, недоумевали коллеги. «Зойкина квартира», к примеру, или «Утиная охота». Почему Михальченко выбрал повесть Бориса Бедного, известную только благодаря знаменитой экранизации? Кому вообще была интересна эта старомодная история – сейчас?

Мастер же доказывал, что многие проблемы, поднятые Бедным, остаются актуальными и по сей день. И… в конце концов, сколько можно палить из крупных орудий? Почему не сделать постановку просто о человеческих отношениях, о дружбе и любви?

Ни для кого не было секретом, что спектакль он ставил специально «под Вику Белкину». Его любимица, настоящая звезда курса, она уже успела засветиться в паре художественных фильмов, поэтому роль Тоси Кислицыной досталась ей без колебаний. Тем более,